Мнение

Я/МЫ затравленные дети

12.12.205 мин3429

Правда ли, что дети раньше были добрее, а травлю сразу пресекали? Наш автор Мади Мамбетов честно рассказывает, как выглядел буллинг тридцать лет назад в обычном алматинском дворе.

Мади Мамбетов

журналист, публицист

В нашем дворе жила девочка Варя. Она была младшей из четверых детей, но самого старшего мы, ее соседи по двору, даже не помнили. Его убили, когда он был подростком. Никто не мог вспомнить, так это или не так, но все дети считали, что именно после его смерти родители запили. К тому моменту, когда мы начали себя осознавать, мама и папа Вари уже были классическими алкоголиками – оборванные какие-то, лица расплывшиеся, сизые, из окон их квартиры вечно пьяные песни и грохот семейной ссоры. Старшие сестры Вари, двойняшки Ника и Вика, допоздна пропадали в соседних дворах, общались с какими-то мутными пацанами. Они были старше нас всех, уже подростки, и мы их одновременно опасались и презирали. «Говорят, они дают всем» - так звучал общий приговор, таков был консенсус среди дворовой детворы. Самое забавное, что мы понятия не имели в свои 7,8,9 лет, что это значит, - что «дают»? Кто «говорит»? Кому «всем»? Варе было пять, шесть или семь, и она происходила из «этой семьи». Я был старше ее года на три-четыре. 

Разумеется, Варя стала дворовым изгоем

О, были и другие кандидаты. Наташа тоже была дочерью и внучкой известных алкоголиков, и она носила очки с чудовищно толстыми линзами. И сильно косила – потому что совсем маленькой, годика в три, выпала из окна своей квартиры на третьем этаже и повредила голову. Она залезла на подоконник и бродила по окну, держась за штору, в то время, как ее мать и бабушка спали днем, пьяные в дым. И выпала. Ее называли «косая Наташка» и потешались над ее увечьем. 

По тонкому льду бродил и я, мальчик с книжкой в руках, с матерью-одиночкой, фамилией, которая дико забавляла пацанов постарше (значения слова «мамбет» я не понял до своих подростковых годов), и тоже неблагополучный по линии алкоголизма родителей. Жанку клеймили за лишний вес, Любу – за узкие глаза (она кореянка), а у Аньки рано развилась грудь, и все решили, что она шалава. 

Каждый тайно подозревал за собой какой-то врожденный порок, и поэтому все подспудно выдохнули, когда дворовым изгоем стала Варя. Самая младшая, из самой неблагополучной семьи, какая-то нелепая, еще и брата у нее убили, а сестры всем дают. И она еще все норовила всем понравиться. Вот дура-то. Ату ее! 

Варю шпыняли. На нее орали. Гнали прочь. Она готова была на любые унижения, лишь бы ее включали в игры. Ее унижали. Ее могли заставить раздеться догола, ради смеха. Мы ходили из своего двора на фонтаны перед театром Каздрамы имени Ауэзова, и там девчонки могли начать ее топить в воде, пока она не начинала бледнеть и захлебываться, истерически визжа от ужаса. Меня там не было в том конкретном случае, но сам эпизод был. И не единожды. Варю гнобили все и постоянно, а когда она в какой-то момент срывалась, крыла всех трехэтажным матом («у мамы научилась, что с нее взять!») и убегала под защиту старших сестер, все пожимали плечами: ну дура, что с нее возьмешь? Или даже так: вот стерва, ябеда, мало ей! 

И это длилось годами

Мне хочется верить сейчас, что я был лучше своих сверстников. И в определенном смысле я был лучше. Я читал книги, меня воспитывала мать-художница, умнейшая женщина (пока в моменты срывов вы не встречали ее, бредущей в алкогольном амоке по двору), абсолютная либералка. Мама меня учила не присоединяться к толпе, защищать слабых, не давать себя в обиду, но и не провоцировать конфликты, сочувствовать людям и думать самостоятельно. И я никогда не стал бы топить никого в фонтане, какой бы смешной не казалась эта «шутка», и помешал бы другим делать это на моих глазах. Но еще я раздражался, когда эта Варя принимала сторону популярных девчонок во времена моих с ними ссор, несмотря на то, что я за нее заступался временами. И когда в году 92-м, в жаркие летние месяцы, во дворе разразилась война на брызгалках, и мы от детской забавы перешли за три дня к настоящему побоищу, остервенев от гнева и ярости, Варя вытащила из дома ведро, в которое помочились все враги моей команды, чтобы потом этим топливом зарядить свои пушки, я впал в дикий гнев. Мы смогли в момент дерзкого налета пнуть и перевернуть это ведро, угроза была отвращена, но я подумал, что никогда больше слова не скажу в защиту Вари. 

Мне почти сорок сейчас. Меня убивает тот факт, что я выдержал то свое обещание. 

Меня убивает воспоминание о том, что она тогда была счастлива. Варя в тот момент (было ей 7 или 8) была частью команды, объединенной общей целью, они были настроены на победу. Она чувствовала себя включенной. Это была игра. Ее так редко пускали в наши игры. 

Она впервые за долгое время была счастлива

Она выжимала все из этой возможности. Дома у нее был ад, во дворе и школе – ад. Моя жизнь не была сахаром, но я точно находился в лучшем месте ментально и физически. У меня была возможность читать, рисовать, слушать музыку и уходить из дома, где возникали разные сложности, к моим ажешкам, жившим по соседству, и там отъедаться, отдыхать, читать, опять же. Но тогда, лет тридцать назад, кто из нас был склонен к рефлексии и эмпатии? Я разозлился на Варю. 

А еще я – и это понимание приходит только сейчас  – боялся занять ее место. Сползти по иерархической лестнице на ее позицию. Стать изгоем. Ковриком, о который каждый мог вытирать ноги. В гонениях на Варю участвовали в первую очередь девчонки – и они могли проявлять какую-то особенную, иезуитскую жестокость по отношению к себе подобным. В нашем дворе девчонок было больше, и я опасался вызвать их гнев. 

С пацанами в чем-то было проще – когда нам было по 8-9 лет, мы прошли череду показательных дворовых боев, спровоцированных нашими «старшаками», и на этом всё, единожды установленная иерархия работала годами, исключив дальнейшие конфликты и позволив нам подружиться. С девочками было все иначе, там все время царила какая-то подспудная борьба. 

…После того лета все как-то изменилось 

Ребята во дворе продолжили играть, но мне было уже не забавно. Я ушел с головой в книги и в выживание в школе. Школа стала отдельным полигоном для выживания. Любая прогулка по городу в ранние девяностые тоже была бегом по полосе с препятствиями, поскольку «пацанчики с района» скрывались в каждой складке городского ландшафта. Детство и юность были временем выживания. На кону стояли твое лицо без синяков и твои кости без переломов. Это была странная игра с идиотским призом в результате, но об этом в следующем тексте. 

Наше дворовое сообщество еще какое-то время функционировало без меня. Без тех идей, которые я вносил – без постановок трагедий Шекспира в кустах, без масштабных игр в «казаки-разбойники», без пересказов повестей Эдгара Аллана По или страшилок Успенского из подшивки журнала «Пионер» по вечерам. Мне бы хотелось верить, что без меня жизнь замерла, но нет, она продолжалась. Продолжили все жить обычную жизнь. Мальчики дрались за гаражами, девочки шумно ссорились и скандально выясняли, кто у кого спер брошку с фальшивыми рубинами. В школе у меня творился привычный уже ад. Варю шпыняли. Я читал книги. 

В 13 лет я нашел свое первое «городское племя». Этот термин одна моя подруга вычитала в каком-то модном российском журнале, «Птюче» или «Оме», в начале нулевых. Мое первое племя было группой подростков из разных алматинских школ, собравшихся в детско-юношеском пресс-центре детской газеты «Дружные ребята». Почти каждый из дюжины участников пресс-центра подвергался травле в своих дворах или школах, и поэтому мы создали странный, фантасмагорический мир, в котором не было место буллингу, и наслаждались этим оазисом. Где-то в это же время в семье Вари то ли кто-то умер, то ли просто они решили переехать, - я даже не обратил внимания. Они переехали. Я забыл о них.

Мы встретились спустя много лет 

Мне было года 22, ей – лет 18-19. Она работала продавщицей в каком-то цветочном бутике. Смешная, нелепая, какая-то кургузая в детстве, какой я ее помнил, она выросла похожей на своих сестер, Нику и Вику, - стройной, привлекательной девушкой. В которой тем не менее все еще сквозила та маленькая дурнушка Варя. Я пригласил ее в гости, мы пару часов проболтали на кухне моей квартиры. Родители ее умерли, сама она работала и, кажется, училась в каком-то ПТУ. 

Она помнила все, что с ней делали ребята во дворе. Что делали МЫ, включая автора этих строк. И относилась к этому с какой-то очень трезвой благожелательностью – дескать, мало ли, что случается. Зато было очень весело. У нас же хорошее детство было, да? – спрашивали ее глаза.

Да. Хорошее - отвечал я, испытывая смесь благодарности за отсутствие мстительности и обиды, и стыда за все, что было. 

Да, наверное, хорошее было. Я забыл обо всем этом. Я принял решение не держать в сознании какие-то моменты в своей жизни, и не обращался памятью к ним долгие годы. Но сейчас, когда меня попросили написать о травле, мне пришлось все это вспомнить. 

И это больно 

Мы с детским восторгом предавались совершенно дикой жестокости. В ней не было никакой нужды и не было никакого смысла. Это было чудовищно несправедливо. Оправдать наше поведение нельзя. Я, пока писал, вспоминал, корчился в судорогах неловкости, но так и не нашел ни одного стоящего оправдания. Лишь только объяснения…

Это была травля. Первая, но отнюдь не последняя, с которой я столкнулся. И этот первый опыт показывает нам одну очень простую вещь: это очень токсичная штука, полезность которой стремится к нулю, а вредность не поддается подсчетам. Чтобы стать жертвой травли, не надо иметь никакой вины. Тебя обвинят в вещах, в которых ты точно не виноват, против тебя используют то, что в идеальном мире должно вызывать только сочувствие, ты заплатишь за грехи всех вокруг тебя, и это – нечестно. 

Это ужасно нечестно. 

Мне очень стыдно и мне очень жаль, Варя!

И мы должны остановить всё это, поскольку нет ничего бесполезнее и вреднее, чем вечный рефрен «Так было всегда - и так будет всегда». Нет, этому придет конец. И если мы постараемся, этому придет конец при нас. 


Этот материал подготовлен при поддержке Internews Kazakhstan в рамках информационно-образовательной кампании против травли в школьной среде «Айналайын SOS». Еще больше полезных советов, практик и историй – на сайте Peremena.media

© 2020 Перемена.медиа

Копирование материалов разрешено только при наличии активной ссылки на Перемена.медиа

Developed by: Dima An

Designed by: Amal Tapalov